Из Тейтов
Объективно могу о "Теории Пикника" сказать одно - она была очень качественной.
А субъективно...
Для желающих - легенда под катом (много, многобукаф). Можем беседовать.
Аглая Беренгович
Аглая Викторовна Беренгович, 28 лет.
…В последний раз я видела его полгода назад. Мы столкнулись в переходе, обменялись «привет-как дела? - нормально» и снова разошлись.
Банально, но мне тоже кажется: если бы я знала, что это последний шанс, я бы сказала другое… Что устала казаться независимой и самостоятельной. Что он забыл у меня свой зимний шарф, который очень любил… что я по-прежнему не научилась есть как нормальные люди, но теперь в холодильнике всегда есть еда – просто, по привычке… и его любимое пиво почему-то тоже.
Что я скучаю.
Что…
Нет, я знаю, что не сказала бы ничего этого. Тогда все казалось слишком сложным; разные ритмы жизни, нежелание и боязнь оформлять отношения, ревность, скандалы, усталость… Тогда все это было слишком свежо; слишком хотелось снова дышать свободным, холостым воздухом, и до боли в костях не хотелось менять жизнь, вносить в нее обязательства перед кем-то, кроме себя…
А потом стало слишком поздно.
…Да, любая щель со временем превращается в пропасть. И когда-то близкие друг другу люди становятся чужими. Просто здороваются при встрече с холодными глазами и не замечают ни дрожи в голосе, ни усталости в морщинках вокруг глаз, ни боли в сведенных напряжением плечах. Не замечают – или просто не хотят замечать…
Я не виню себя за то, что произошло. Игорь всегда был себе на уме, слишком любящий быть центром мира, центром внимания. Слишком уверенный в собственной уникальности, безнаказанности… и неуязвимости.
После нашего разрыва, он махнул куда-то на Алтай. Тогда мне казалось – залечивать раны. И я даже радовалась этому: я все-таки что-то значу для него…
Потом, пересекшись на какой-то выставке с Толиком, пишущим для русского издания «Нэшнл джеографик», я узнала, что Игорь счастлив в своих безумных выходках – бэйзджампинг, альпинизм, сафари на джипах… Он не думал о том, на что будет жить, о людях, которые его любят и боятся за него. Впрочем, девицы вокруг него мелькали с такой быстротой, что он сам, наверное, не запоминал их имен…
Надеюсь, он успел меня простить.
…Мои родители не прокомментировали разрыва. Игоря они знали с детства – мы росли в одном дворе, и вряд ли считали сына токаря и продавщицы парой для своей девочки. Впрочем, мне и самой так же казалось. Тем более что прогнозы, казалось, сбываются: я, отличница гимназии, без особого труда поступила в МГУ (впрочем, наверняка не без помощи мамы – подруги замдекана), Игорь же, даже не пытаясь поступать, сразу же ушел в армию…
Я не следила за ним; у меня была работа, планы на карьеру, друзья… Командировки, горячие темы, международная политика – кто не мечтает писать о международной политике? А потом началось это – переломы.
Когда понимаешь, что занимаешься делом, которое только со стороны кажется хоть сколько-нибудь благородным, а на деле изрядно забрызганным грязью. Заказные статьи, черный пиар… Когда видишь, с какой легкостью люди, силой духа и профессиональными принципами которых восхищался, предают свои идеалы – может быть, не слишком громкие, но такие важные для тебя… Когда понимаешь, что либо живи здесь по волчьим правилам, грызи как все, будь как все – по-другому не бывает! Либо бросай все к чертовой матери…
Во мне никогда не было волчьей хватки. С самого детства все слишком просто мне доставалось. И сейчас я отступила.
Стала писать о другом – спорт, туристические обзоры, исторические ракурсы. Никаких «журналистских расследований», никаких «жаренных фактов», никаких «разоблачим и выведем на чистую воду». …Для статьи о BASE прыжках нужен был профессионал – недлинная цепочка звонков и сайтов привела к старому товарищу по дворовым играм, Игорю. Он совсем не изменился за те несколько лет, которые мы не видели друг друга – такой же бесстрашный, такой же сумасбродный, такой же упрямый, такой же несгибаемый…
Отличная из-за огромного опыта Игоря статья дала мне неплохой старт в этой сфере журналистики, но это было только началом - Игорь всегда был в курсе всех событий экстремального спорта не только в СНГ, но и во всем мире. Казалось, для него не существовало вопроса денег. Звонок - «Малыш, через неделю в Австралии кубок по серфингу. У тебя есть виза? Чудесно, завтра вылетаем!» - и спустя несколько часов собран дежурный чемодан, улажены дела с редакторами и набрасывается план следующей статьи…
Он сделал мне карьеру. Он, в каком-то смысле, сделал меня.
… А потом все стало меняться. Скандалы, ссоры, постоянный страх из-за его безумных выходок. Усталость…
Я не видела его три года – и все это время мы не общались.
Такие люди не забываются. Не исчезают из памяти, из сердца – никогда. Ты можешь пытаться вычеркнуть их, можешь пытаться забыть, можешь тысячи раз убеждать себя, что сама же хотела разрыва… сама хотела свободы… - но стоит только ему по-настоящему посмотреть на тебя, и ты теряешь все силы и всю решимость, чувствуя, что не было ни трех дней, ни трех лет.
Света, моя лучшая подруга, считала меня сумасшедшей, когда первый год я не могла успокоиться и постоянно вспоминала о нем. После я просто научилась никому ничего не говорить.
Иногда желание быть собой сильнее желания быть с любимым человеком…
Нет, я не настолько сентиментальна. Последние три года я не жила, роняя слезы над альбомом с фотографиями или перебирая подарки в коробке – нет. Я была счастлива, общаясь с людьми, работая, наслаждаясь обществом людей, которым ничего не должна и которые ничего не должны мне. Я жила собой и для себя.
…Но месяц назад в моем почтовом ящике оказалось письмо, из-за которого я теперь еду в эту глухомань. Мне очень страшно – так страшно, как никогда еще не было. По сведениям, которые щедро рассыпаны в интернете, которых навалом в специализированных изданиях, которыми всегда с большим удовольствием делятся коллеги, если их подпоить – эта самая Зона Посещения вовсе не такое страшное место, как рисуется моему сознанию. Акулы, вероятно, опаснее. Или лавины на Камчатке.
Но я знаю, что лавины обходили Игоря, одна-единственная акула оставила всего несколько шрамов на левой ноге, а Зона… Зона забрала его полностью.
Там он пропал.
Среди его вещей была записка, предписывающая связаться со мной, если с ним что-то случится. Верно, ведь не его одинокой маме Зинаиде Михайловне получать такие известия от чужих людей…
Не знаю, что я смогу найти там. Не знаю, есть ли у меня хоть капелька мозгов, - почему я не наняла профессионалов? Почему не взяла с собой хоть кого-то?.. Может быть, я понимаю, что причина той легкости, с которой Игорь швырялся деньгами, может крыться в неприятной правде, связанной с Зоной?
Одно я знаю точно – мне очень страшно.
Я не знаю, как Игорь оказался в Зоне и что он там искал. Может быть, ему было недостаточно экстремальных ощущений, которые ему могла дать Земля? А может быть, причина в чем-то другом?..
…Командировки в такое место добивались многие, но в этот раз я была упорной, как никогда, и смогла обойти своих товарищей из «Вокруг света». Да, я напишу об этом месте. Не знаю, что, не знаю, как.
Все, кто был на Зоне, говорят – она меняет людей. Надеюсь, она сможет изменить что-то во мне. Может быть, только в таких местах понимаешь что-то.
Может быть…
Если со мной случится то же, что с Игорем – значит, так тому и быть. В конце концов, мой отец может быть даже доволен, что его дочь наконец-то занялась чем-то серьезным и «положила жизнь на алтарь науки». Он всегда был немного сумасшедшим, бывший советский физик-ядерщик, женившийся слишком поздно и, видимо, даже не ожидавший ребенка в своем преклонном возрасте. А мама… Думаю, сильнее упасть в ее глазах я уже не могу. Зона в каком-то роде для меня шанс вернуться в серьезную журналистику, восстановиться в глазах родителей, показать, что я не просто прожигаю жизнь, что я действительно что-то могу и чего-то стою.
Может быть, мне и поэтому тоже страшно.
Сейчас за моей спиной впервые в жизни нет никого сильного, способного подхватить, поддержать и подстраховать – ни родителей, ни Игоря, ни друзей. Сейчас все зависит только от меня.
Мои московские друзья удивились бы, поделись я с ними такими мыслями: они видели меня прыгающей с парашютом, ползущей по отвесным скалам, ныряющей в коралловых рифах. Да, Игорь многому научил меня, но познавать науку ничего не бояться мне придется самой.
А субъективно...
Для желающих - легенда под катом (много, многобукаф). Можем беседовать.
Аглая Беренгович
Аглая Викторовна Беренгович, 28 лет.
…В последний раз я видела его полгода назад. Мы столкнулись в переходе, обменялись «привет-как дела? - нормально» и снова разошлись.
Банально, но мне тоже кажется: если бы я знала, что это последний шанс, я бы сказала другое… Что устала казаться независимой и самостоятельной. Что он забыл у меня свой зимний шарф, который очень любил… что я по-прежнему не научилась есть как нормальные люди, но теперь в холодильнике всегда есть еда – просто, по привычке… и его любимое пиво почему-то тоже.
Что я скучаю.
Что…
Нет, я знаю, что не сказала бы ничего этого. Тогда все казалось слишком сложным; разные ритмы жизни, нежелание и боязнь оформлять отношения, ревность, скандалы, усталость… Тогда все это было слишком свежо; слишком хотелось снова дышать свободным, холостым воздухом, и до боли в костях не хотелось менять жизнь, вносить в нее обязательства перед кем-то, кроме себя…
А потом стало слишком поздно.
…Да, любая щель со временем превращается в пропасть. И когда-то близкие друг другу люди становятся чужими. Просто здороваются при встрече с холодными глазами и не замечают ни дрожи в голосе, ни усталости в морщинках вокруг глаз, ни боли в сведенных напряжением плечах. Не замечают – или просто не хотят замечать…
Я не виню себя за то, что произошло. Игорь всегда был себе на уме, слишком любящий быть центром мира, центром внимания. Слишком уверенный в собственной уникальности, безнаказанности… и неуязвимости.
После нашего разрыва, он махнул куда-то на Алтай. Тогда мне казалось – залечивать раны. И я даже радовалась этому: я все-таки что-то значу для него…
Потом, пересекшись на какой-то выставке с Толиком, пишущим для русского издания «Нэшнл джеографик», я узнала, что Игорь счастлив в своих безумных выходках – бэйзджампинг, альпинизм, сафари на джипах… Он не думал о том, на что будет жить, о людях, которые его любят и боятся за него. Впрочем, девицы вокруг него мелькали с такой быстротой, что он сам, наверное, не запоминал их имен…
Надеюсь, он успел меня простить.
…Мои родители не прокомментировали разрыва. Игоря они знали с детства – мы росли в одном дворе, и вряд ли считали сына токаря и продавщицы парой для своей девочки. Впрочем, мне и самой так же казалось. Тем более что прогнозы, казалось, сбываются: я, отличница гимназии, без особого труда поступила в МГУ (впрочем, наверняка не без помощи мамы – подруги замдекана), Игорь же, даже не пытаясь поступать, сразу же ушел в армию…
Я не следила за ним; у меня была работа, планы на карьеру, друзья… Командировки, горячие темы, международная политика – кто не мечтает писать о международной политике? А потом началось это – переломы.
Когда понимаешь, что занимаешься делом, которое только со стороны кажется хоть сколько-нибудь благородным, а на деле изрядно забрызганным грязью. Заказные статьи, черный пиар… Когда видишь, с какой легкостью люди, силой духа и профессиональными принципами которых восхищался, предают свои идеалы – может быть, не слишком громкие, но такие важные для тебя… Когда понимаешь, что либо живи здесь по волчьим правилам, грызи как все, будь как все – по-другому не бывает! Либо бросай все к чертовой матери…
Во мне никогда не было волчьей хватки. С самого детства все слишком просто мне доставалось. И сейчас я отступила.
Стала писать о другом – спорт, туристические обзоры, исторические ракурсы. Никаких «журналистских расследований», никаких «жаренных фактов», никаких «разоблачим и выведем на чистую воду». …Для статьи о BASE прыжках нужен был профессионал – недлинная цепочка звонков и сайтов привела к старому товарищу по дворовым играм, Игорю. Он совсем не изменился за те несколько лет, которые мы не видели друг друга – такой же бесстрашный, такой же сумасбродный, такой же упрямый, такой же несгибаемый…
Отличная из-за огромного опыта Игоря статья дала мне неплохой старт в этой сфере журналистики, но это было только началом - Игорь всегда был в курсе всех событий экстремального спорта не только в СНГ, но и во всем мире. Казалось, для него не существовало вопроса денег. Звонок - «Малыш, через неделю в Австралии кубок по серфингу. У тебя есть виза? Чудесно, завтра вылетаем!» - и спустя несколько часов собран дежурный чемодан, улажены дела с редакторами и набрасывается план следующей статьи…
Он сделал мне карьеру. Он, в каком-то смысле, сделал меня.
… А потом все стало меняться. Скандалы, ссоры, постоянный страх из-за его безумных выходок. Усталость…
Я не видела его три года – и все это время мы не общались.
Такие люди не забываются. Не исчезают из памяти, из сердца – никогда. Ты можешь пытаться вычеркнуть их, можешь пытаться забыть, можешь тысячи раз убеждать себя, что сама же хотела разрыва… сама хотела свободы… - но стоит только ему по-настоящему посмотреть на тебя, и ты теряешь все силы и всю решимость, чувствуя, что не было ни трех дней, ни трех лет.
Света, моя лучшая подруга, считала меня сумасшедшей, когда первый год я не могла успокоиться и постоянно вспоминала о нем. После я просто научилась никому ничего не говорить.
Иногда желание быть собой сильнее желания быть с любимым человеком…
Нет, я не настолько сентиментальна. Последние три года я не жила, роняя слезы над альбомом с фотографиями или перебирая подарки в коробке – нет. Я была счастлива, общаясь с людьми, работая, наслаждаясь обществом людей, которым ничего не должна и которые ничего не должны мне. Я жила собой и для себя.
…Но месяц назад в моем почтовом ящике оказалось письмо, из-за которого я теперь еду в эту глухомань. Мне очень страшно – так страшно, как никогда еще не было. По сведениям, которые щедро рассыпаны в интернете, которых навалом в специализированных изданиях, которыми всегда с большим удовольствием делятся коллеги, если их подпоить – эта самая Зона Посещения вовсе не такое страшное место, как рисуется моему сознанию. Акулы, вероятно, опаснее. Или лавины на Камчатке.
Но я знаю, что лавины обходили Игоря, одна-единственная акула оставила всего несколько шрамов на левой ноге, а Зона… Зона забрала его полностью.
Там он пропал.
Среди его вещей была записка, предписывающая связаться со мной, если с ним что-то случится. Верно, ведь не его одинокой маме Зинаиде Михайловне получать такие известия от чужих людей…
Не знаю, что я смогу найти там. Не знаю, есть ли у меня хоть капелька мозгов, - почему я не наняла профессионалов? Почему не взяла с собой хоть кого-то?.. Может быть, я понимаю, что причина той легкости, с которой Игорь швырялся деньгами, может крыться в неприятной правде, связанной с Зоной?
Одно я знаю точно – мне очень страшно.
Я не знаю, как Игорь оказался в Зоне и что он там искал. Может быть, ему было недостаточно экстремальных ощущений, которые ему могла дать Земля? А может быть, причина в чем-то другом?..
…Командировки в такое место добивались многие, но в этот раз я была упорной, как никогда, и смогла обойти своих товарищей из «Вокруг света». Да, я напишу об этом месте. Не знаю, что, не знаю, как.
Все, кто был на Зоне, говорят – она меняет людей. Надеюсь, она сможет изменить что-то во мне. Может быть, только в таких местах понимаешь что-то.
Может быть…
Если со мной случится то же, что с Игорем – значит, так тому и быть. В конце концов, мой отец может быть даже доволен, что его дочь наконец-то занялась чем-то серьезным и «положила жизнь на алтарь науки». Он всегда был немного сумасшедшим, бывший советский физик-ядерщик, женившийся слишком поздно и, видимо, даже не ожидавший ребенка в своем преклонном возрасте. А мама… Думаю, сильнее упасть в ее глазах я уже не могу. Зона в каком-то роде для меня шанс вернуться в серьезную журналистику, восстановиться в глазах родителей, показать, что я не просто прожигаю жизнь, что я действительно что-то могу и чего-то стою.
Может быть, мне и поэтому тоже страшно.
Сейчас за моей спиной впервые в жизни нет никого сильного, способного подхватить, поддержать и подстраховать – ни родителей, ни Игоря, ни друзей. Сейчас все зависит только от меня.
Мои московские друзья удивились бы, поделись я с ними такими мыслями: они видели меня прыгающей с парашютом, ползущей по отвесным скалам, ныряющей в коралловых рифах. Да, Игорь многому научил меня, но познавать науку ничего не бояться мне придется самой.
@темы: Околоигровое, Игры, Личное
Мне вот тут подумалось. Хорошо бы иметь в каждой мастерской группе психолога - специалиста по мотивациям, чтобы шестерёнка ролей не получалась притянутой за уши, а абсолютно логичной для персонажа. И представилось мне:
Работа станции постоянная. Сезон длится не только летом, Но на станции есть постоянные работники - проводники, зав. складом, завхоз, электрик лаборант, возможно, ещё пара учёных и сменные группы, приезжающие для проведения экспериментов.
Что бы такая предпосылка дала МИВКу по моему ИМХО.
1. Предварительная игра. Я начинаю подозревать, что воспользовавшись моей апатией в связи с горем, разные внутренние и внешние силы за моей спиной начинают политическую и околонаучную возню. (Или мне это вбивает в голову муж во время очередного приезда). Я решаю возглавить лично следующую группу, разворошив тем самым весь муравейник. Каждая из сил пытается засунуть в группу своего представителя, а я отбираю тех, чьи заявки на эксперимент считаю наиболее интересными. Это оправдывает написание статей не только по принципу "чтобы было", но и для прохождения отбора на станцию. И является гораздо более стльной мотивацией, чем борьба за место. Естественно, что кого-то из них посылаю с заданием "поймать на ошибке или проколе", но это будут докладыватья "по возаращению".
2. Зона. Вполне объяснимая активизация - новые люди, новые эмоции, новые желания, новые эксперименты. Появляются савершенно неизвестные экспонаты, новые "зомби".
3. Перераспределение сил на станции.
- Роман Романович договаривался с предыдущим руководителем группы, Кудрявцева действительно об этом ничего не знала и мой персонаж лично и добровольно с удовольствием помогал бы товарищу майору в его расследовании.
- Товарищ майор Гепард уже не раз пытался обсудить с предыдущим руководством станции наблюдения его спецов, но им категорически презрительно отказывали, моя же группа с удовольствием их выслушала.
- У лаборанта действительно выходные, это мы тут только приехали и жаждем деятельности, а ему эта Зона уже так осточертела.
- Взрывник-самоубийца. У нас в группе обязательно должен был быть человек, настаивающий на уничтожении Зоны.
- Различные группы вокруг Зоны. Приезд самой главы филиала должен был мотивировать еще большее желание перераспределения сил. Мне бы меньше заполнять бумажек, а больше принимать желающих со мной переговорить и чего-то от меня добиться.
И если меня не переизберут. По итогам посещения зоны мы пришли к выводу соединения теорий "Исследовательская лаборатория" и Солярис. Я буду настаивать на перепрофилировании экспериментов на внесение положительных эмоций в Зону. Попытаюь убедить начальство, что таким образом они могут получить от Зоны гораздо больше всего нового, полезного и интересного. Ведь до сих пор Она, в основном сталкивалась лишь или с негативным или потребительским отношением. Большинство попадавших хотели только получить и взять, не пора ли и нам что-то дать Зоне? Я убедилась, что сына не вернуть, иллюзии закончились. Зона попыталась дать мне суррогат воплощения материнской любви, это вывело Кудрявцеву из спячки, и в ней снова проснулся ученый. И Я НЕ БУДУ И В ДАЛЬНЕЙШЕМ ПОЗВОЛЯТЬ РИСКОВАТЬ ЖИЗНЬЮ СВОИХ СОТРУДНИКОВ РАДИ УДОВЛЕТВОРЕНИЯ ЛИЧНЫХ АМБИЦИЙ. angry.gif По возвращению в Минск лечу в головной МИВК с обширным докладом. rolleyes.gif
Но это - почерк.
Laertes только то, что она была очень качественно сделана.
Я имею ввиду, что именно, детально ты считаешь качественно сделанным на игре?
Для других аспектов игр я могу использовать слова "душевно", "тонко", "хорошо", а с недавних пор
Madre Я бы не стала проводить такие параллели. Это почерк, который чем дальше - тем явнее, и наблюдается он именно в больших рэйвенских играх. К слову, первый ТГ - первая рэйвенская большая игра - не отличался такой же доскональностью и точностью в поиске и исполнении деталей, как следующая, а та в свою очередь - как последующая.
Но разговор на эту тему сейчас поддерживать не буду.
Эмм... А можно пояснить? Как минимум разницу между: "материально-техническое обеспечение и игровое"
Heruer и шестеренка, и антураж проработаны хорошо, одинаково хорошо. Но вот лично мое замечание - шестеренка построена большей на функциях, чем на персонажах: например, агент А ищет проводника Б через патрульного С, чтобы пройти в зону и вынести материал для заказчика Д; при этом патрульный С сдает агента А кгб-исту Е.
А не наоборот?
Я правильно понял?
Madre я вам искренне завидую: мне, например, только такой эпизод в игре нужен был. Даже хотя бы просто намек на него.
Lamiel ты осталась довольна?
Кто и где это сказал?
Вааще ничего не згаю о Пикнике и предыдущие вопросы задавал из академического интереса, но
лично мной наблюдаемый прежний рекорд (количество людей, которых "накрыло")х(время которой они проводили в этом состоянии). произошел на игре, где мастер уделаля игрокам и ролям ОЧЕНЬ мало внимания. Но как-то работад с духом ТАК, что ОНО случилось... Испания, Таньша.
Так что тезичсы не обязательно связаны.
Алеф, рекордный показатель (количество людей, которых "накрыло")х(время которой они проводили в этом состоянии) - это конечно очень хорошо.
Но как по мне, лучше уменьшать показатель количество людей, которые очень сильно провисли, и персонажей, которые не сыграли.