А сейчас мне есть, что сказать. Поэтому - вот. Слог кривой - сказывается отсутствие практики, поэтому на этот счет пожалуйста не критикуйте. Ну, а про содержание можно подискутировать, если будет такое желание.
ПобедительОн снял шлем, устало опершись о каменный подоконник. Старая, проверенная временем сталь любимого доспеха и в этот раз не подвела; на тусклом от времени, когда-то полированном боку осталось лишь несколько царапин да небольшая вмятинка – как напоминание о последнем отчаянном рывке, сегодня едва не стоившем ему жизни: когтистая лапа врага свернула бы ему шею, не разгадай он маневр вовремя и не поднырни под бронированное вражеское плечо... Умение угадать следующее движение противника, оттачиваемое с каждым днем – пожалуй, единственное, что не подведет его никогда.
Он расстегнул пряжки наплечников, поморщившись от боли: сегодняшняя схватка разбудила старую рану, столько лет бывшую лишь мягким воспоминанием перед снежным днем; размял пальцами сведенную судорогой мышцу.
Он поставил шлем на стол, взъерошил вспотевшие, прилипшие ко лбу волосы – временами, глядя в зеркало на свое усталое отражение, отвечающее ему тяжелым взглядом из-под сшибающихся на переносице бровей, ему хотелось сказать о них что-нибудь вычурное, вроде «золота с серебром», но зеркало было неумолимо и равнодушно-жестоко: седина, брат, просто седина. Сначала несколько волосков, потом прядь, затем пол седой головы, и вот теперь уже бесполезно отрицать очевидное – ты стар, ты дряхлеешь, ты теряешь силы и блеск, как твой старый, получивший сегодня новые царапины шлем…
Как же я устал – хотелось сказать ему в пустоту холодной комнаты. Как же я устал, Господи, как же я устал… Как-же-я-устал – бормотать, не переставая, до тех пор, пока зимний воздух не выветрит последний смысл из этих слов, превратив их в ничего не значащие звуки. Такие, которыми можно созывать собак на охоте «как-же-я-устааааал!..» или пересчитывать ступеньки, поднимаясь на баншю – «Как. Же. Я. Ус. Тал.», или бормотать в полусне заклинанием от ночных кошмаров – «какжеяустал»…
- Как же я…
Скрип двери оборвал его на полуслове.
- Как же ты?..
Он с трудом, собирая последние силы, улыбнулся. Пряча боль за неторопливым, размеренным движением, подошел к ней, провел ладонью по ее лицу. Ее светлая кожа была теплой, как весенний свет, который иногда он видел во сне - когда же, когда же вернется весна.. вернется ли она вообще когда-нибудь, или будет лишь одна бесконечная, бесконечная, непроходящая зима с морозами, узорными стеклами и унылым слежавшимся снегом… Долго смотрел в голубые глаза, видя их такими, какими они были двадцать лет назад – и какими будет видеть всегда, не замечая, что каждый год по чуть-чуть выметает небесную синеву, заменяя ее осенней водой. Запустил пальцы в ее волосы – огрубевшая ладонь помнила это мягкое, шелковое прикосновение, и память радостно и щедро разлила тепло по его руке, застилая настоящее ощущение сегодняшнего дня. Он прижался губами к поперечным морщинкам на ее переносице и пробормотал, глядя в пустоту поверх ее волос – меди с серебром:
- Как же я люблю тебя.
Она глубоко вздохнула; он знал, что она счастлива в его руках, с этими словами, чувствуя его губы на своем лице.
- Я знаю, старичок… - и замолчала, подбирая слова. Он ждал. - Было очень тяжело?
Он вспоминал, как трещал воздух, рассекаемый кожистыми крыльями – будто рвались туго натянутые нервы; как звенела отточенная сталь, раз за разом завершая свою короткую песню глухим и влажным ударом в плоть врага; как внезапный страх - что сил не хватит, что годы уже не те - заставил его промахнуться, и в ту же секунду тяжелая драконья лапа едва не смяла его шлем, не оставляя времени ни для сомнений, ни для слабости – «ныряй под плечо, или!..» И горячий, как весенний родник, поток темной крови, хлынувшей из рассеченного бока дракона – очень удачным оказался нырок под плечо, открывший место для самого удобного удара в гулко бьющееся сердце. Ему казалось, он до сих пор слышит размеренные, тяжелые удары и чувствует напряженную дрожь мчащейся по артериям драконьей крови…
- Было… нормально. Дракон побежден.
Как всегда, хотелось добавить ему, но он заставил себя сжать зубы.
- Ты, наверное, очень устал… Идем, я накрыла на стол, а пока будешь есть, положу тебе в постель грелку…
Он глядел на ее сосредоточенное лицо, вспоминая, каким оно было раньше – беззаботным, улыбающимся, безмятежным. Как веснушки от солнечных поцелуев рассыпались по ее щекам, бежали по вздернутому носику, прятались от его взгляда под пушистыми рыжими ресницами. Как она щурилась от яркого света - и смешно морщился ее нос, просыпались ямочки на гладких персиковых щеках.
Дракон побежден – еще один. Сколько их было за эти годы, непокорных, смертельно опасных ящеров, самим своим существованием угрожающих всему живому… И сколько их еще будет. И сколько на них еще понадобится его не бесконечных сил… И что еще придется потерять ей, уже отдавшей в жертву бесконечной зиме беззаботность, веснушки, синеву своих бездонных глаз, гладкость персиковых щек, огненное сияние кудрявых волос.
Он улыбнулся.
- Конечно. И себя не забудь.
Он медленно вышел, держась прямо ровно до той поры, пока дверной косяк не скрыл его широкую спину от ее взгляда – а потом наверняка ссутулился, схватился дрожащей рукой за стену и остановился, переводя дух, морщась от боли в плече, раненном в самой первой схватке с драконом много лет назад. В тот самый весенний день, который она готова была посчитать последним в своей жизни и не забудет никогда, - а даже если и попытается, уродливые шрамы на ребрах от драконьих когтей, сжавших тогда ее бока, не позволят ей.
Она окинула быстрым взглядом комнату, подошла к подоконнику, взяла в руки тяжелый неудобный шлем – когда-то в него можно было смотреться, как в выпуклое зеркало, и тогда, в самый первый момент, она видела в нем свое заплаканное лицо и глаза, полные слез и ужаса, а затем – непередаваемого облегчения и благодарности. Сейчас тусклый металл уже не отражал ничего, а если и смог бы – ее взгляд был бы так же невыразителен и непроницаем.
«Как же я устала» - хотелось сказать ей в пустоту холодной комнаты. «Как же я устала»…
Она прижала к груди шлем, как неудобное ведро без ручки, и вышла из комнаты, мысленно перебирая в голове дела по хозяйству, которые требовали ее внимания: положить в постель грелку, проверить дрова, закрыть ставни на верхнем этаже, почистить светильники в коридоре левого крыла, нацедить вина из той бочки, что в дальнем углу погреба…
Она знала, что пару месяцев он будет набираться сил и приходить в себя – с каждым годом ему требовалось все больше времени, и каждый раз она со страхом и радостью ждала момента, когда в его взгляде появится привычная жесткость вместо безграничной усталости, а в движениях – утраченная точность. Он станет задумчив и немногословен, будет проводить часы в каминной комнате, глядя на панно из драконьих зубов во всю стену, а перед сном они опять начнут много говорить о справедливости и долге… А потом, еще через несколько недель, какая-нибудь внезапно услышанная от нечастого в их тихом доме гостя фраза заставит его обрядиться в доспехи, сесть на коня и броситься в очередной бой – каждый раз у нее замирало сердце от осознания, что любой из них может стать последним.
Значит, у нее есть чуть больше пары месяцев, чтобы найти следующего дракона.
Опять.
Как всегда.
"Почему ты ничего не пишешь?"- "Наверное, потому, что мне нечего сказать"
А сейчас мне есть, что сказать. Поэтому - вот. Слог кривой - сказывается отсутствие практики, поэтому на этот счет пожалуйста не критикуйте. Ну, а про содержание можно подискутировать, если будет такое желание.
Победитель
Победитель